«Русские солдаты приходят тепло, с любовью»
Грузинское «политическое православие» и Россия
© Lia Ukleba
Грузинская православная церковь в течение многих лет является институтом, пользующимся доверием большинства населения Грузии. В то же время ГПЦ является главным проводником антизападных и антидемократических настроений, гомофобии и ксенофобии в Грузии. ГПЦ была и остается главным оплотом российского влияния в стране. Бека Миндиашвили [∗] и Гиги Угулава [∗∗] считают, что у ГПЦ и РПЦ общая идеологическая база, которую они называют «политическим православием». В отличие от традиционного православия, политическое православие, пользуясь внешними формами религии, создает инструменты массового идеологического воздействия. Авторы анализируют три столпа, на которых держится политическое православие в Грузии: единоверие, апокалиптический мессианизм и религиозный национализм.
ქართული English Deutsch Русский
«Позиция церкви такова: <...> мы предпочитаем осетин, русских, людей церквям и зданиям, мы предпочитаем сладкое и любовное отношение к ним. <...> Мы христианский народ, и то, что разрушала вражда, заново отстраивала любовь». Так говорил протоиерей Грузинской православной церкви Андрей, пришедший с соболезнованиями на похороны Тамаза Гинтури, убитого русскими военными в деревне Кирбал у оккупационной линии за то, что тот открыл закрытый русскими оккупантами храм Ломиса.
Такая радикальная любовь к оккупантам, и в частности превращение русского солдата-убийцы в объект любви, позволила бы задуматься об идеале христианского совершенства, если бы не одно обстоятельство.
С 1990-х годов Грузинская православная церковь формировалась под влиянием Московского патриархата, ее роль и позицию на внутренней и международной арене можно описать как инструмент влияния, мягкой силы России.
Часть высшего духовенства ГПЦ проповедует обязательность русской политической ориентации. С Грузинской патриархией аффилированы почти все пророссийские организации. В последнее время грузинские власти активно позиционируют себя защитниками интересов церкви. То, что власти и церковь все сильнее акцентируют свое единство, вполне логично, так как чем антизападнее и уступчивее власти по отношению к России, тем они ближе к пророссийской патриархии.
Какие факторы определяют пророссийские настроения, позиции, решения в ГПЦ? Какие функции ГПЦ может выполнять в качестве мягкой силы России?
В стратегии российского империализма у церкви и влияния с помощью церкви изначально была особая функция: на церковь возлагалась обязанность закрыть путь на Запад и легитимировать имперский режим. Патриархия ГПЦ по сей день используется именно в этих целях.
Рецепция российского влияния в Грузии и пророссийская церковная ориентация в основном обусловлены тремя факторами. Первый — это исторические связи, основанные на «единоверии». Второй — это мессианско-апокалиптический нарратив, в котором Россия выступает главным эсхатологическим партнером, Грузии же отводится уникальная роль на Страшном суде. Третьим фактором является церковный псевдонационализм.
«Единоверие»
Представления об единоверии, начиная с ХVIII века, в первую очередь подразумевают тесную связь с Россией как с Третьим Римом — империей-защитницей православия. Хотя «единоверные» отношения с Россией изначально предполагали разрыв с Европой.
В 1782 году, когда императрица Екатерина II в «Высочайшем указании основания для заключения Руско-Грузинского договора» повелевала «Отклонить всякое их [грузинских царей. — Прим. авт.] знакомство с императором Римским и с другими христианскими державами, сказав, что они имеют условие не мешаться в дела до азиатских наших соседей касающиеся; да и писем к императору (Римскому) не посылать». [Источник цитаты: А. Цагарели, Грамоты и другие исторические документы, относящиеся до Грузии. Т. II. Вып. I. Грузинские тексты. С 1768 по 1801 год. Под редакцией А.А. Цагарели. СПб., 1898; стр. 30.]
В конечном итоге надежды на Третий Рим стали троянским конем в процессе подготовки аннексий Картлийско-Кахетинского и Имеретинского царств Россией. Реализация политики «единоверия» в Грузии переросла в аннексию Грузии, незаконное упразднение грузинских царств и княжеств и уничтожение автокефалии грузинской церкви. Сто лет спустя у грузинского духовенства был уже ярко выраженный антироссийский настрой, оно активно участвовало в национально-освободительном движении и боролось за восстановление автокефалии. После ее восстановления в 1917 году Россия не признала церковную независимость Грузии и прекратила евхаристическую связь с ГПЦ. Уже в СССР, в 1943 году в рамках изменившегося отношения Сталина к религии, и в частности к православию, Московская патриархия признала автокефалию ГПЦ. Однако потепление отношений между Московской и Грузинской патриархиями превратилось в так называемое сталинское православие — с синхронизированной со сталинским коммунизмом «политической теологией», функцией которой в первую очередь была легитимация сталинского коммунизма за рубежом и «религиозно» аргументированное изобличение США, Турции, Ватикана, НАТО, капитализма, космополитизма, «жидомасонского заговора» с позиций православия. Эту функцию церковь сохраняла во все время существования Советского Союза. Сталинская трансформация при формальной либерализации политики по отношению к православным церквям (открытие храмов, семинарий, издание церковных книг) с помощью агентуры спецслужб пустила корни уже в церковной иерархии, в самой церкви, которую советский тоталитаризм до сих пор уничтожал только извне.
Если верить председателю Совета по делам религий при Совете Министров СССР Константину Харчеву, «ни один кандидат на должность епископа или другую высокую должность, будь то член Священного Синода, не получал ее без одобрения ЦК КПСС и КГБ». [Источник цитаты: Альбац Е. и Фицпатрик К. Государство внутри государства: КГБ и его власть в России — прошлое, настоящее и будущее. — 1994.]
После распада СССР советский механизм работы с церковью в принципе не изменился: в постсоветских странах православной традиции люстрация не проводилась. Так называемое красное духовенство осталось на высших должностях, только с несравненно более широкими возможностями. Сразу после распада СССР, в отличие от тогдашних «демократических» властей, именно церковная иерархия продолжила советскую традицию: она с еще бóльшим рвением продолжила создавать из Запада образ врага, хотя делала это уже не столько для внешнего, сколько для внутреннего потребления, с целью антизападной мобилизации.
Апокалиптический мессианизм
В ГПЦ широко распространена вера в то, что конец света уже наступил. Духовенство и всякие «пророки» увлечены расшифровкой знаков «конца света» и периодически выявляют антихристов. Встречаются разные сценарии «конца света», хотя их всех объединяет представление об апостасисе и Антихристе. Признаками апостасиса, то есть всеобщего отступничества от Христа, являются, например, глобализация, секуляризация, интернет, материально-технический прогресс, пандемии, войны, тотальный контроль над населением, моральная деградация.
Большая часть иерархии ГПЦ представляет себе церковь и государство как окруженный врагами полуостров. Как говорил один из «православных» прорусских политиков, заговор против Грузии устраивают «строители престола антихриста». Кто же они? Глобальный Запад, западные и восточные «секты», либерализм, капитализм, всякие меньшинства, масоны, тайное мировое правительство, неправительственные организации, медиа,
Русский неоимпериализм в его евразийском, дугинском варианте (геополитический мистицизм Дугина популярен среди грузинских иерархов и пророссийских организаций) апокалиптичен и рассматривает мир как арену «войны конца света». Грузинскую и русскую апокалиптику связывает представление о том, что на Россию возложена великая миссия препятствования Антихристу. На язык геополитики эта миссия переводится как сдерживание Запада. Об этом проповедовал патриарх Кирилл: «Если говорить библейским языком, Россия становится “удерживающей” от тотального господства зла, то есть пришествия антихриста». Если Россия удерживает мир от прихода Антихриста, то Грузия — последний оплот, который, найдя убежище в российской политической ориентации, спасется от полного уничтожения Западом и сохранит неоскверненное православие (Митрополит Иоанн Гамрекели, Путь Грузии).
Как одну из основных площадок «войны конца света» ГПЦ вместе с РПЦ рассматривают войну России против Украины.
В 2019 году Вселенский патриархат в результате длительных усилий и справедливых требований предоставил Украинской православной церкви статус автокефальной церкви. Автокефалия Украинской церкви стала тяжелейшим ударом для Московской патриархии, так как Украина играла ключевую роль в неоимпериалистической схеме «русского мира». Наверное, ГПЦ должна была одной из первых признать независимость УПЦ, но последнее заявление ГПЦ об автокефалии УПЦ было сделано в 2019 году, после синода ГПЦ, и звучало следующим образом: «Мы читаем томос». Томос — одностраничный документ, который не нуждается в долгом чтении. Было ясно, что ГПЦ находится под влиянием РПЦ. В то же время ГПЦ признало автокефалию Православной церкви в Америке, признанную Московским патриархатом еще в советское время, в то время как Вселенский патриархат, последняя инстанция по вопросам автокефалии, не признает независимость ПЦА.
После нападения России на Украину Грузинская патриархия встала на более нейтральные позиции. ГПЦ несколько раз призывала к окончанию войны и обязательности мира, но в марте 2023 года, когда украинские власти передали
Правда, в ГПЦ, особенно после нападения России на Украину, все чаще появляются лица духовного звания, обвиняющие Россию в агрессии против Украины и видящие в Западе не врага, а союзника. Но они пока не меняют общецерковного настроения.
Если ГПЦ видит Антихриста религиозным и политическим лидером глобализированного мира, который является и лжемиротворцем, то в церковном апокалиптическом нарративе он обязательно связан с Западом. Главной кандидатурой на эту роль после нападения России на Украину грузинские апокалиптики в основном считают президента Зеленского.
Политическое православие и церковный национализм
Третье и, наверное, самое мощное основание пророссийского влияния — церковная модель национализма.
Несмотря на то, что Грузинская патриархия существует в рамках российско-советского неоимпериализма, парадоксальным образом в его грузинском варианте центральное место занимают язык и символы национализма. В риторике духовенства понятия национализма: нация, отечество, патриотизм, единство, язык, национальная идентичность, «грузинство» и его защита — наполнены особым, сакральным смыслом. Такие мифопоэтические идиомы, как «Просветление Иверии», «Воскрешение Грузии», «Небесная Иверия», «Грузины, вместе к Господу», превратились в языковые жемчужины церковного коллективизма. Несмотря на это, духовенство, за редкими исключениями, ориентировалась не на традиционный антироссийский национализм, как сто лет назад, во время борьбы за автокефалию Грузинской церкви, а создала противопоставленную последнему идеологическую симуляцию, ложного двойника национализма. И национально-освободительное движение
Так как описанные формы грузинского и русского православия обосновывают политические и геополитические цели, мы можем назвать их политическим православием. Политическое православие понимает религию как основу национальной, цивилизационной, политической и культурной идентичности. Исходя из этого, собственно религиозное, теологическое и этическое содержание выхолащивается и заменяется идеологической конструкцией, которую государство или политическая организация превращает в инструмент. Это политическое оружие уже не связано с Богом и вечным спасением человека. Оно используется лишь для коллективной мобилизации, для создания или разрядки кризисов и конфликтов. Политическое православие пользуется формами, языком, символами религии, но наполняет их другим, чуждым содержанием. Лучшая демонстрация политического православия — одна из последних проповедей патриарха Кирилла, в которой говорится, что Россия осталась свободной благодаря ядерному оружию, созданному «под покровом преподобного Серафима Саровского». То есть, по его словам, получается, что судьбы Кремля, «Русского народа», «Русского мира», «Третьего Рима» и «Святой Руси» решает не Бог, а атомная бомба.
Ориентация политического православия на прошлое или на эсхатологию, так же как и его религиозный характер, по сути, служат исключительно российскому империализму и в России, и в Грузии и массовому уничтожению в Украине.
Неслучайно грузинский единомышленник Дугина Леван Васадзе, один из лидеров церковного национализма в Грузии, появился на политической арене сперва в грузинском национальном костюме, а затем уже с дубинками и ремнями. Всем своим видом и риторикой Васадзе намекал на возможность силой расправиться с вольнодумцами и инакомыслящими. Окончательная цель грузинского политического православия — поместить наряженное в национальный костюм чучело Грузии в российский имперский музей.
Весь этот комплекс причин и представлений — осознанно или подсознательно — заставил грузинского священника, пришедшего в церковь Ломиси за несколько дней до убийства российскими военными Тамаза Гинтури, сказать что «русские солдаты приходят сюда тепло, с любовью».
[∗] Бека Миндиашвили — теолог, ассоциированный профессор Государственного университета Ильи, глава Центра толерантности при омбудсмене Грузии, основатель НПО Tolerance and Diversity Institute.
[∗∗] Гиги Угулава — политик; изучал теологию и философию в Тбилиси и Саарбрюкене, работал журналистом; бывший мэр Тбилиси.