Первоначальное накопление

16 января 2022 года 52-летний вынужденный переселенец из Абхазии, проживавший в бывшем санатории «Картли», прыгнул с крыши 7-этажного дома. Вынужденные переселенцы, живущие в этом доме, давно просят власти предоставить им квартиры. Только звук падения тела на землю смог вызвать общественную реакцию: после самоубийства правительство дало публичное обещание быстро предоставить вынужденным переселенцам квартиры. Такова трагедия безмолвных — их голос слышен только как доказательство их собственного физического отсутствия, их тотальной уязвимости, ужаса, случившегося с ними. Молодой человек, живущий в том же санатории, говорит, что им пришлось устроить кухню на месте, где раньше был туалет. Так унижение внедряется в повседневную жизнь, и даже когда мы не помним самого факта унижения, оно продолжает существовать подобно вирусу, мутирует, подавляя слабые антитела, вызывая безысходность и отчаяние.

17 декабря 2019 года 15-летний школьник Лука Сирадзе после возвращения из полиции, где он шесть с половиной часов подвергался допросам и угрозам, прыгает с 9 этажа. 15-летнего Луку обвиняли в том, что он пробрался в частную школу и оставил там надпись на стене. В связи с порчей имущества школа обратилась в полицию. На стене было написано «… эту жизнь». Порядок, в котором мы живем, имеет свою логику развития, и по этой логике Лука Сирадзе нанес ущерб частной собственности. Любое посягательство на частную собственность является для этого порядка смертным грехом. Потому что все в нашей стране делается для создания и защиты частного собственника — реформы образования, налоговые реформы, политические баталии, протестные маскарады. И полиция обычно обращается с нами соответственно нашему классовому происхождению. Для этого и была создана и реформирована наша полиция — она должна защищать имущих от опасных желаний неимущих.

В 2019 году некоторые из бастующих горняков в Чиатуре, обратившиеся в компанию «Грузинский марганец» с просьбой повысить им заработную плату на 30 процентов, зашили себе рты. В процессе добычи марганца, в селе Шукрути Чиатурского района компания «Грузинский марганец» разрушает дома, отнимает земли и портит дороги. В 2021 году в знак протеста жители села тоже зашили себе рты.

Зашивание рта — это форма безмолвия или молчания, отказ от разговора как бесплодной индивидуальной практики, которая заменяется выносом на публичный показ самого тела и его боли. По словам немецкого профсоюзного публициста Славе Кубела, насильственные протесты, в основе которых лежит ярость, нужно понимать как «язык неуслышанных». Но в случае с шахтерами и жителями Шукрути, как и в случаях с Лукой Сирадзе и вынужденным переселенцем, мы имеем дело не с насилием по отношению к угнетателю, а с насилием над собой, в результате которого человек заставляет себя полостью и навсегда замолчать. Выражению классового недовольства, борьбе за классовые интересы нужна соответствующая инфраструктура. А так как у нас нет такой инфраструктуры (сильных профсоюзов, общественных организаций и т.д.), то эти практики само-замалчивания — последние безнадежные жесты, свидетельствующие о невозможности выразить свое отчаяние.

В сентябре 2021 года компания-инвестор ENKA Renewables расторгает контракт с правительством Грузии и отказывается строить гидроэлектростанцию стоимостью 800 миллионов долларов в селе Намахвани. В компании говорят, что причиной расторжения договора стало нарушение оговоренных в нем условий и форс-мажор. На самом деле это стало возможным благодаря сопротивлению людей, которые более 500 дней и ночей физически блокировали осуществление грабительских инвестиций в грузинскую экономику, губительных для Рионской долины и тех, кто там живет и работает.

Мутная вода больших денег, течение которых якобы совпадает с национальными интересами Грузии (энергетическая независимость), встречает сопротивление в регионах и селах Грузии. Это сопротивление противостоит не только одному инвестиционному проекту, а всей той логике, по которой нами управляют уже 30 лет. Эта грабительская и беззастенчивая модель впервые дрогнула в Намахвани, впервые усомнилась в своем всемогуществе, столкнувшись с живой и деятельной волей народа.

После распада Советского Союза в Грузии именно село помогло прокормить город. Мы кормились не только гуманитарной помощью, хищение которой сразу создало новый зажиточный класс, но и продовольствием, присылаемым из деревни. Это был подарок голодной деревни голодному городу — прошедшему гражданские войны, побежденному, растерянному, дрожащему от страха и холода.

Протестом в Намахвани грузинское село снова сделало подарок городу.

Этот подарок можно назвать энтузиазмом сопротивления.

Энтузиазм — это не просто надежда или оптимизм.

Надежда и оптимизм верят в желаемый результат, но верят вопреки всему, наперекор сомнениям. Энтузиазм сопротивления — это социальная и политическая энергия, заимствованная у будущего для того, чтобы сделать его лучше. Это та уверенность, которая дает нам радость уже здесь, в настоящем. Энтузиазм сам по себе не может стать причиной коллективного прогресса, но указывает на него как исторический знак. Этот энтузиазм борьбы хорошо выражен словами Маки Суладзе, одной из лидеров Намахванского протеста: «Мы никогда не думали, что не сможем».

Система общественных отношений, в которой мы сейчас живем, представляет собой специфический, постсоциалистический тип капитализма. Сразу после распада СССР появился олигархический класс — постсоциалистический олигархический класс. Как появляется этот класс? Он появляется в результате первоначального накопления.

Согласно Карлу Марксу, первичное накопление является не результатом капиталистического производства, а его исходной точкой.

Деньги и товары не являются капиталом сами по себе — они должны сначала стать им. Само это превращение возможно, когда встречаются, с одной стороны, собственник денег, средств производства и существования, а с другой стороны, рабочий, являющийся продавцом своей рабочей силы.

Для Маркса капиталистические отношения сами по себе предполагают, что между рабочим и средствами производства существует разрыв, который делает рабочего полностью зависимым от рынка.

Мы должны знать, что первоначальное накопление является не только исторически обусловленным процессом, но и имеет непрерывный характер.

Современной версией первоначального накопления считается и процесс, начавшийся с распадом Советского Союза и продолжающийся по сей день. Сначала этот процесс назывался «рыночной реформой». У этих катастрофических перемен есть свой мессия, и это Егор Гайдар — главный экономический идеолог России начала 90-х. Постсоциалистический олигархический класс возник в результате реформ Гайдара — Чубайса, вдохновленных и поддержанных гарвардским профессором Джеффри Саксом и его единомышленниками. Чубайс, Березовский, Дерипаска, Алишер Усманов, Каха Бендукидзе и Бидзина Иванишвили — дети этого класса, неотъемлемая его часть. Формирование этого класса, его подъем порождает миллионы безработных и голодающих, а вместе с этим беспрецедентно неравный разрыв между богатыми и бедными, смерть, депрессию и беспомощность.

После «революции роз» в Грузии в ноябре 2003 года то, чего Гайдар не успел добиться в России, с полной радикальностью осуществляется в Грузии руками Бендукидзе и с помощью Иванишвили, — почти полная приватизация медицинского и промышленного секторов, а также большей части систем образования и энергетики, доведение функции государства до снижения налогов для отечественного и иностранного бизнеса, отстранение политических властей от процесса контроля над рынком труда и законодательного закрепления этой экономической политики. Отдельно следует упомянуть долг, всеобщую задолженность — и растущий государственный долг, и прежде всего потребительские и ипотечные кредиты, без которых невозможно обойтись, но которые только усиливают общее ощущение безысходности

Но наша жизнь не сводится только к экономике, она состоит из вырастающей из нее, но и влияющей на нее повседневности. Новая экономическая ситуация нуждалась и нуждается в субъекте нового типа, в новом человеке, который уже не обладал бы знаниями и навыками, необходимыми для старого советского индустриального общества, но приобрел бы навыки, необходимые для торговли, работы в офисе, в сфере обслуживания и управления. Самой большой надеждой нового порядка по-прежнему является новый тип грузина — предпринимателя-самородка, предпринимателя, который создал себя сам и должен вести остальное общество вперед. Следует также отметить, что тюрьма, патрульная и криминальная полиция, другие правоохранительные органы расчищают путь этому новому, пока еще не существующему субъекту. В то время как система пытает или убивает в темной комнате или подвале, наверху, на освещенной улице она тем самым охраняет мирный сон этого грузина — еще не ставшего реальностью, но уже обретшего очертания.

Поясним еще раз: в результате гайдаровских реформ появляется олигархический класс. Представителями этого класса в Грузии являются Бендукидзе и Иванишвили. Этот класс имел и имеет свои убеждения и представления об экономическом и культурном развитии, обществе, человеке и природе. И эти представления самым совершенным образом были реализованы именно в Грузии, а не в России. Не удивительно, что у этого класса было желание получить чисто политическое лицо, то есть самому взять в руки политическое управление страной или странами. В России этого не получилось, но получилось в Грузии. Можно сказать: Бендукидзе и Саакашвили — воплощение экономических мечтаний российской либеральной олигархии в Грузии, а Иванишвили — воплощение политических мечтаний того же класса.

Что происходит с демократией в таких условиях?

Она теряет все элементы, которые могли бы ограничить рынок или потенциально создать угрозу для него. Соответственно, по словам аналитика мир-систем Самира Амина, такая демократия становится «демократией низкой интенсивности». Демократия низкой интенсивности — это фальшивая демократия, которая отделяет друг от друга политическую и экономическую жизнь. Для чего ей такое разделение? Для того, чтобы политическая жизнь была сосредоточена только на предвыборном и избирательном процессе, а экономическая жизнь в период между выборами управлялась так, как захочет капитал.

В условиях демократии низкой интенсивности народные классы исключены из процесса принятия решений, а демократические институты не функционируют. Судьбы людей решаются не в парламенте, а на рынке.

С одной стороны, на нашу повседневную жизнь действуют великие силы, например, система капиталистических отношений. Но это влияние фрагментировано в повседневности, в ежедневных событиях, в текущих новостях — через телесные драмы и трагедии.

По мнению американского культурного антрополога Кэтлин Стюарт, повседневные аффекты обладают большей прямой убедительностью, чем идеология. Таким образом, повседневная жизнь проживается на уровне интенсивных аффектов, на уровне воздействий, которые мы испытываем или с которыми справляемся.

Производимая у нас повседневная жизнь полна унижений. Настоящие причины, делающие повседневность непригодной для жизни, часто анонимны и обеспечивают собственную анонимность через создаваемую ими социальную инфраструктуру. Таким образом, классовое угнетение может не переживаться непосредственно как угнетение — в соответствии со слабостью или отсутствием классового сознания. Классовое угнетение может проявляться в конкретных чувствах или аффектах. Социальная и культурная среда, насыщенная последствиями аффектов недовольства, может стать взрывоопасной, если ее развитие не задерживается с помощью социальных ритуалов (под ритуалом, согласно американскому антропологу Уильяму Маццарелле, здесь подразумеваются разновидности социальной медиации). Взрывоопасность подразумевает, что она в равной степени имеет как социально-прогрессивный, так и регрессивный потенциал. Ритуал есть язык власти, и именно через него устанавливается и закрепляется то, что тормозит социальный прогресс, — демократия низкой интенсивности и неравенство. В таких условиях народные классы атомизированы, а это в практической социальной жизни означает то, что народ не может сплотиться вокруг классовых вопросов и в политическом спектакле принимает пассивную декоративную роль.

Но в то же время в него заложен и потенциал прогресса — превращение народа в субъект, который силой коллективных аффектов радости и счастья отказывается от самоуничтожения и наполняется энтузиазмом борьбы за всеобщее.